Неточные совпадения
Что он
испытывал к этому маленькому существу, было совсем
не то, что он ожидал. Ничего веселого и радостного
не было в этом
чувстве; напротив, это был новый мучительный страх. Это было сознание новой области уязвимости. И это сознание было так мучительно первое время, страх за то, чтобы
не пострадало это беспомощное существо, был так силен, что из-за него и
не заметно было странное
чувство бессмысленной радости и даже гордости, которое он
испытал, когда ребенок чихнул.
Он у постели больной жены в первый раз в жизни отдался тому
чувству умиленного сострадания, которое в нем вызывали страдания других людей и которого он прежде стыдился, как вредной слабости; и жалость
к ней, и раскаяние в том, что он желал ее смерти, и, главное, самая радость прощения сделали то, что он вдруг почувствовал
не только утоление своих страданий, но и душевное спокойствие, которого он никогда прежде
не испытывал.
Левин ничего
не ответил. Выйдя в коридор, он остановился. Он сказал, что приведет жену, но теперь, дав себе отчет в том
чувстве, которое он
испытывал, он решил, что, напротив, постарается уговорить ее, чтоб она
не ходила
к больному. «За что ей мучаться, как я?» подумал он.
Дети знали Левина очень мало,
не помнили, когда видали его, но
не выказывали в отношении
к нему того странного
чувства застенчивости и отвращения, которое
испытывают дети так часто
к взрослым притворяющимся людям и за которое им так часто и больно достается.
Но
к новорожденной маленькой девочке он
испытывал какое-то особенное
чувство не только жалости, но и нежности.
Он всю эту неделю
не переставая
испытывал чувство, подобное
чувству человека, который был бы приставлен
к опасному сумасшедшему, боялся бы сумасшедшего и вместе, по близости
к нему, боялся бы и за свой ум.
Чувство то было давнишнее, знакомое
чувство, похожее на состояние притворства, которое она
испытывала в отношениях
к мужу; но прежде она
не замечала этого
чувства, теперь она ясно и больно сознала его.
И всё это сделала Анна, и взяла ее на руки, и заставила ее попрыгать, и поцеловала ее свежую щечку и оголенные локотки; но при виде этого ребенка ей еще яснее было, что то
чувство, которое она
испытывала к нему, было даже
не любовь в сравнении с тем, что она чувствовала
к Сереже.
— Вот он! — сказал Левин, указывая на Ласку, которая, подняв одно ухо и высоко махая кончиком пушистого хвоста, тихим шагом, как бы желая продлить удовольствие и как бы улыбаясь, подносила убитую птицу
к хозяину. — Ну, я рад, что тебе удалось, — сказал Левин, вместе с тем уже
испытывая чувство зависти, что
не ему удалось убить этого вальдшнепа.
Варвара указала глазами на крышу флигеля; там, над покрасневшей в лучах заката трубою, едва заметно курчавились какие-то серебряные струйки. Самгин сердился на себя за то, что
не умеет отвлечь внимание в сторону от этой дурацкой трубы. И —
не следовало спрашивать о матери. Он вообще был недоволен собою,
не узнавал себя и даже как бы
не верил себе. Мог ли он несколько месяцев тому назад представить, что для него окажется возможным и приятным такое
чувство к Варваре, которое он
испытывает сейчас?
Пропустив эти фразы мимо ушей, Самгин заговорил об отношении германцев
к славянам и, говоря, вдруг заметил, что в нем быстро разгорается враждебное
чувство к немцам. Он никогда
не испытывал такого
чувства и был даже смущен тем, что оно пряталось, тлело где-то в нем и вот вдруг вспыхнуло.
Самгин выпил рюмку коньяка, подождал, пока прошло ощущение ожога во рту, и выпил еще. Давно уже он
не испытывал столь острого раздражения против людей, давно
не чувствовал себя так одиноким.
К этому
чувству присоединялась тоскливая зависть, — как хорошо было бы обладать грубой дерзостью Кутузова, говорить в лицо людей то, что думаешь о них. Сказать бы им...
Клим прислонился
к стене, изумленный кротостью, которая внезапно явилась и бросила его
к ногам девушки. Он никогда
не испытывал ничего подобного той радости, которая наполняла его в эти минуты. Он даже боялся, что заплачет от радости и гордости, что вот, наконец, он открыл в себе
чувство удивительно сильное и, вероятно, свойственное только ему, недоступное другим.
«Бедная, милая! Как она могла так измениться?» думал Нехлюдов, вспоминая Наташу такою, какая она была
не замужем, и
испытывая к ней сплетенное из бесчисленных детских воспоминаний нежное
чувство.
Он
испытывал теперь
к ней
чувство, никогда
не испытанное им прежде.
Он
испытывал к ней теперь
чувство такое, какого он никогда
не испытывал прежде ни
к ней ни
к кому-либо другому, в котором
не было ничего личного: он ничего
не желал себе от нее, а желал только того, чтобы она перестала быть такою, какою она была теперь, чтобы она пробудилась и стала такою, какою она была прежде.
То
чувство торжественности и радости обновления, которое он
испытывал после суда и после первого свидания с Катюшей, прошло совершенно и заменилось после последнего свидания страхом, даже отвращением
к ней. Он решил, что
не оставит ее,
не изменит своего решения жениться на ней, если только она захочет этого; но это было ему тяжело и мучительно.
Нехлюдов встал, стараясь удержаться от выражения смешанного
чувства отвращения и жалости, которое он
испытывал к этому ужасному старику. Старик же считал, что ему тоже
не надо быть слишком строгим
к легкомысленному и, очевидно, заблуждающемуся сыну своего товарища и
не оставить его без наставления.
Смотритель подошел
к ним, и Нехлюдов,
не дожидаясь его замечания, простился с ней и вышел,
испытывая никогда прежде
не испытанное
чувство тихой радости, спокойствия и любви ко всем людям. Радовало и подымало Нехлюдова на неиспытанную им высоту сознание того, что никакие поступки Масловой
не могут изменить его любви
к ней. Пускай она заводит шашни с фельдшером — это ее дело: он любит ее
не для себя, а для нее и для Бога.
Раза два как-то случилось, что она
не выходила
к нему, но сегодня он
испытывал какое-то ноющее, тоскливое
чувство ожидания; ему было неприятно, что она
не хочет показаться.
Привалов
испытывал вдвойне неприятное и тяжелое
чувство: раз — за тех людей, которые из кожи лезли, чтобы нагромоздить это ни
к чему
не пригодное и жалкое по своему безвкусию подобие дворца, а затем его давила мысль, что именно он является наследником этой ни
к чему
не годной ветоши.
— О, как мало знают те, которые никогда
не любили! Мне кажется, никто еще
не описал верно любви, и едва ли можно описать это нежное, радостное, мучительное
чувство, и кто
испытал его хоть раз, тот
не станет передавать его на словах.
К чему предисловия, описания?
К чему ненужное красноречие? Любовь моя безгранична… Прошу, умоляю вас, — выговорил наконец Старцев, — будьте моей женой!
«…Я
не могу долго пробыть в моем положении, я задохнусь, — и как бы ни вынырнуть, лишь бы вынырнуть. Писал
к Дубельту (просил его, чтоб он выхлопотал мне право переехать в Москву). Написавши такое письмо, я делаюсь болен, on se sent flétri. [чувствуешь себя запятнанным (фр.).] Вероятно, это
чувство, которое
испытывают публичные женщины, продаваясь первые раза за деньги…»
Я совершенно неспособен
испытывать чувства ревности, мне
не свойствен аффект зависти, и нет ничего более чуждого мне, чем мстительность, у меня атрофировано совершенно всякое
чувство иерархического положения людей в обществе, воля
к могуществу и господству
не только мне несвойственна, но и вызывает во мне брезгливое отвращение.
Отправляясь в первый раз с визитом
к своему другу Штоффу, Галактион
испытывал тяжелое
чувство. Ему еще
не случалось фигурировать в роли просителя, и он
испытывал большое смущение. А вдруг Штофф сделает вид, что
не помнит своих разговоров на мельнице? Все может быть.
Погасив свечку, он долго глядел вокруг себя и думал невеселую думу; он
испытывал чувство, знакомое каждому человеку, которому приходится в первый раз ночевать в давно необитаемом месте; ему казалось, что обступившая его со всех сторон темнота
не могла привыкнуть
к новому жильцу, что самые стены дома недоумевают.
В другой раз Лаврецкий, сидя в гостиной и слушая вкрадчивые, но тяжелые разглагольствования Гедеоновского, внезапно, сам
не зная почему, оборотился и уловил глубокий, внимательный, вопросительный взгляд в глазах Лизы… Он был устремлен на него, этот загадочный взгляд. Лаврецкий целую ночь потом о нем думал. Он любил
не как мальчик,
не к лицу ему было вздыхать и томиться, да и сама Лиза
не такого рода
чувство возбуждала; но любовь на всякий возраст имеет свои страданья, — и он
испытал их вполне.
Девушка улыбнулась. Они молча пошли по аллее, обратно
к пруду. Набоб
испытывал какое-то странное
чувство смущения, хотя потихоньку и рассматривал свою даму. При ярком дневном свете она ничего
не проиграла, а только казалась проще и свежее, как картина, только что вышедшая из мастерской художника.
На допросах следователя он тоже был
не похож на других арестантов: он был рассеян,
не слушал вопросов; когда же понимал их, то был так правдив, что следователь, привыкший
к тому, чтобы бороться ловкостью и хитростью с подсудимыми, здесь
испытывал чувство подобное тому, которое
испытываешь, когда в темноте на конце лестницы поднимаешь ногу на ступень, которой нету.
«Ах, скверно!» подумал Калугин,
испытывая какое-то неприятное
чувство, и ему тоже пришло предчувствие, т. е. мысль очень обыкновенная — мысль о смерти. Но Калугин был
не штабс-капитан Михайлов, он был самолюбив и одарен деревянными нервами, то, что называют, храбр, одним словом. — Он
не поддался первому
чувству и стал ободрять себя. Вспомнил про одного адъютанта, кажется, Наполеона, который, передав приказание, марш-марш, с окровавленной головой подскакал
к Наполеону.
Первым трофеем его победы над собой был поцелуй, похищенный им у Лизы, потом он обнял ее за талию, сказал, что никуда
не едет, что выдумал это, чтоб
испытать ее, узнать, есть ли в ней
чувство к нему.
По подразделению людей на comme il faut и
не comme il faut они принадлежали, очевидно, ко второму разряду и вследствие этого возбуждали во мне
не только
чувство презрения, но и некоторой личной ненависти, которую я
испытывал к ним за то, что,
не быв comme il faut, они как будто считали меня
не только равным себе, но даже добродушно покровительствовали меня.
Мне казалось, что ежели бы она узнала о том
чувстве, которое я
к ней
испытывал, то это было бы для нее таким оскорблением, которого она
не могла бы мне простить никогда.
Мне казалось, что каждому отдельно было неприятно, как и мне, но, полагая, что такое неприятное
чувство испытывал он один, каждый считал себя обязанным притворяться веселым, для того чтобы
не расстроить общего веселья; притом же — странно сказать — я себя считал обязанным
к притворству по одному тому, что в суповую чашу влито было три бутылки шампанского по десяти рублей и десять бутылок рому по четыре рубля, что всего составляло семьдесят рублей, кроме ужина.
Он ничего
не говорил, злобно посматривал на меня и на отца и только, когда
к нему обращались, улыбался своею покорной, принужденной улыбкой, под которой он уж привык скрывать все свои
чувства и особенно
чувство стыда за своего отца, которое он
не мог
не испытывать при нас.
Когда о Королеве Марго говорили пакостно, я переживал судорожные припадки
чувств не детских, сердце мое набухало ненавистью
к сплетникам, мною овладевало неукротимое желание злить всех, озорничать, а иногда я
испытывал мучительные приливы жалости
к себе и ко всем людям, — эта немая жалость была еще тяжелее ненависти.
Старики хозяева собрались на площади и, сидя на корточках, обсуждали свое положение. О ненависти
к русским никто и
не говорил.
Чувство, которое
испытывали все чеченцы от мала до велика, было сильнее ненависти. Это была
не ненависть, а непризнание этих русских собак людьми и такое отвращение, гадливость и недоумение перед нелепой жестокостью этих существ, что желание истребления их, как желание истребления крыс, ядовитых пауков и волков, было таким же естественным
чувством, как
чувство самосохранения.
Да что тут толковать! Вы ни на одну секунду
не согласились бы принять на себя ту роль, которую я разыгрываю, и разыгрываю с благодарностью! А ревность?
Не ревнует тот, у кого нет хоть бы капли надежды, и
не теперь бы мне пришлось
испытать это
чувство впервые. Мне только страшно…страшно за нее, поймите вы это. И мог ли я ожидать, когда она посылала меня
к вам, что
чувство вины, которую она признавала за собою, так далеко ее завлечет?
Говоря откровенно, я
не испытывал ни малейшего
чувства жалости
к убитому живому существу.
И она сказала, что любит его —
не прощает и любит. И это возможно? И как, какими словами назвать то
чувство к отцу, которое сейчас
испытывает сын его, Саша Погодин, — любовь? — ненависть и гнев? — запоздалая жажда мести и восстания и кровавого бунта? Ах, если бы теперь встретиться с ним…
не может ли Телепнев заменить его, ведь они друзьями были!
Я, Петр Игнатьевич и Николай говорим вполголоса. Нам немножко
не по себе. Чувствуешь что-то особенное, когда за дверью морем гудит аудитория. За тридцать лет я
не привык
к этому
чувству и
испытываю его каждое утро. Я нервно застегиваю сюртук, задаю Николаю лишние вопросы, сержусь… Похоже на то, как будто я трушу, но это
не трусость, а что-то другое, чего я
не в состоянии ни назвать, ни описать.
Он ни разу с тех пор
не испытывал этого
чувства ни
к ней,
к той женщине, которую он знал, ни
к какой бы то ни было женщине, кроме как
к своей жене.
Сорин(опираясь на трость). Мне, брат, в деревне как-то
не того, и, понятная вещь, никогда я тут
не привыкну. Вчера лег в десять и сегодня утром проснулся в девять с таким
чувством, как будто от долгого спанья у меня мозг прилип
к черепу и все такое. (Смеется.)А после обеда нечаянно опять уснул, и теперь я весь разбит,
испытываю кошмар, в конце концов…
Да, вот какова его жизнь! А ведь
не все умеют так устраивать ее. Полковник
испытывал в глубине сердца — под сожалением
к бродяге — еще то особенное
чувство, которое заставляет человека тем более ценить свой уютный угол, свой очаг, когда он вспоминает об одиноком и усталом путнике, пробирающемся во тьме под метелью и ветром безвестной и нерадостной тропой.
Слова тётки напомнили ему рассказы Рогачёва, обвинявшего отца в том, что он разорил и довёл до тюрьмы кума своего Хомутова, и теперь, слушая шёпот Татьяны, Николай
испытывал двойственное
чувство: её слова как бы несколько оправдывали его холодное отношение
к отцу, но, в то же время, были неприятны, напоминая о Степане, —
не хотелось, чтобы Степан был прав в чём-либо.
Объясняясь в любви, Вера была пленительно хороша, говорила красиво и страстно, но он
испытывал не наслаждение,
не жизненную радость, как бы хотел, а только
чувство сострадания
к Вере, боль и сожаление, что из-за него страдает хороший человек.
Мы также глубоко
испытываем это
чувство к нашим братьям-полякам, и у нас это
чувство —
не только жалость, а также стыд и угрызение совести.
Все старые слова, которыми определяются
чувства вражды человека
к человеку, ненависть, гнев, презрение,
не подходили
к тому, что
испытывали женщины.
Карл действительно был бледен. При первых же звуках музыки он почувствовал, как кровь сбежала с его лица и горячей волной прихлынула
к сердцу и как руки его похолодели и приобрели какую-то особенную цепкость. Но это волнение
не было волнением трусости. Уже два года Карл укрощал львов и каждый день
испытывал одно и то же
чувство подъема нервов.
Чувство то было домашнее, знакомое
чувство, похожее на состояние притворства, которое она
испытывала в отношениях
к мужу; но прежде она
не замечала этого
чувства, теперь она ясно и больно сознавала его».